Иркутск: будущее без прошлого?

Как и в прежние времена, свои впечатления, связанные с Иркутском, я начинаю, едва ступив на родную землю. Даже не ступив, а сразу же после посадки самолета начинаю через иллюминатор рассматривать аэродромные постройки, отмечая, что исчезло, а что нового построено за последние годы. Именно отсюда почти каждый день я поднимал свой самолет в воздух и брал курс на северные аэродромы. Здесь, чередуя взлеты и посадки, прошли мои лучшие годы...

Все только начиналось…

Но кому сегодня скажешь или пожалуешься, что, став депутатом, я выхлопотал несколько миллионов рублей для развалившегося весной девяностого года крайнего дома к авиационному училищу. Дома нет, снесли, а выделенные Министерством гражданской авиации деньги осели в чьих-то карманах – времена наступили смутные, исчезали не только дома, но по поддельным бумажкам уходили в другие аэропорты по дешевке самолеты Ил-76 и Ту-154 за откаты тем, кто подмахивал такие бумажки. Уже по пути в город ловлю взглядом стоящий у дороги на пьедестале Миг-29 – все, что еще напоминает о единственном за Уралом авиационном училище, которое было гордостью Иркутска и которого сегодня нет. Мародеры из числа бывшего руководства училища погрели руки на продаже казарм, домов и земельных участков. И все еще находятся дельцы, которые целятся на то, что еще осталось. Чего мелочиться, пытались даже стащить самолет, стоящий на пьедестале у входа в бывшее училище.

Недавно мне прислал свою рукопись бывший курсант ИВАТУ Андрей Шашков. С удовольствием процитирую один из абзацев его воспоминаний о временах, когда они – вчерашние школьники – примерялись к авиационной жизни будущих офицеров Российской армии.

«Перекуры в армии – дело святое, почти такое же, как обед. Почему-то первое время на перекурах наш курс сидел в канаве для слива воды с плаца. Садились на траву, а ноги спускали непосредственно в саму канаву. Даже те, кто не курил, все равно садились в эту канаву – просто посидеть, поговорить, поспорить о чем-нибудь. Была в ней какая-то притягательность. Старшекурсники над нами ржали: мол, эти духи опять в канаве сидят! Там даже трава расти перестала. Всю ее вышаркали своими ж***.

Как-то сидели мы в этой канаве с Тёмкой Строгоновым, и он, глядя на казарму из рыжего кирпича, сказал:

– Как же еще долго!

Без всяких вопросов и лишних слов я понял его тоску, что впереди еще пять долгих лет, а после них затяжной прыжок в другую жизнь, наполненную до краев взрослой военной непредсказуемостью.

– Д-а-аа! – протяжно ответил ему я.

Тогда я даже и подумать не мог, что вот это «долго» пролетит с такой невероятной скоростью. 15 лет утекли так же быстро, как вода после дождя в нашу канаву. Не знали мы, что через пять лет наше училище расформируют, а на этом самом месте будет поросший крапивой и полынью пустырь. Вместо казарм и учебных корпусов останутся выжженные скелеты зданий с пустыми глазницами разбитых окон, с грустью смотрящие на то, что случилось с одним из лучших военно-учебных заведений России.

Куда нас закинет судьба после выпуска по распределению, да и доучимся ли мы вообще? Что уготовит нам жизнь? Какие у судьбы были планы на нас? Тогда мы не знали ответы на эти вопросы, мы просто сидели и молчали.

Под нами была сибирская земля, над головами вечернее сентябрьское небо с золотистым закатным солнцем, а из открытых окон АО-шной казармы, которая располагалась напротив, вырывались ввысь слова песни группы «Звери» с очень символическими строчками: «все, что тебя касается, все, что меня касается, все только начинается, начинается». И все началось и продолжается по сей день. Нет и знаменитых Красных казарм, их растащили и разломали, а что не сумели разломать – сожгли под последующую застройку. Когда едешь по городу, то тут, то там стоят обугленные остовы двухэтажных бревенчатых домов, которые восстановить уже невозможно, но расчистить под застройку очередного офиса самый раз».  

По Матрешинской и Большой Блиновской

В далеком уже теперь детстве городские улицы, скверики и переулки мы осваивали на своих двоих, чаще всего босиком, поскольку денег на обувь не было. К началу учебного года кожа на подошве становилась толстой и невосприимчивой к любому шлаку и мелкому гравию. Особенно приятно было пройтись по деревянным, отшлифованным тысячью ног лиственничным тротуарам. Они были везде. Мама рассказывала, что во время войны да и после женщины ходили в самодельных сандалиях, сделанных из деревяшек. Ступня держалась на прибитых брезентовых лямочках. Каждое утро слышался дробный перестук сотен деревяшек по таким же деревянным тротуарам, когда женщины торопливо шли на работу.

Впервые из Жилкинского предместья в город меня взял с собой отец. От Центрального рынка, мимо Матрешинской (ныне улицы Софьи Перовской), затем по Большой Блиновской (Партизанской) вслед за отцом я топал босыми ногами по длинным, уложенным прямо на землю плахам к Подгорной улице, направляясь к Иерусалимскому кладбищу, которое, как мне сказал отец, было превращено в парк. Там, отстояв очередь, родитель посадил меня на металлическую лошадку, чтобы я покатался на каруселях. Тогда еще на рынках было полным-полно калек, которые, сидя на ящиках, предлагая какое-то барахло, то и дело весело тыкая пальцем в перевернутые для мелочи военные пилотки, задирали проходящих:

– Эй, мужичок. Отбомбись! А если денег нет, рядом садись!

Где все это? И деревянных тротуаров нет, и нет тех домов. А те, что еще остались, то и дело жгут, и концов, кто это сделал, не находят. А вот меня, когда я поджег соседский сарай, отыскали мгновенно, и вся улица стала обзывать меня поджигателем новой войны. Тогда шла война в Корее, и американцев по радио называли поджигателями…

Проезжая мимо, я увидел двухэтажный дом, из стен которого на дорогу смотрели мраморные гривастые львы. Позже я узнаю, что когда-то этот дом принадлежал братьям Бревновым. Впоследствии его передадут иркутским писателям. Позже, когда уже летал командиром корабля, я купил прекрасно изданную книгу «Иркутск на почтовых открытках», которая содержала в себе все известные на сегодняшний день изображения столицы Восточной Сибири на почтовых открытках конца XIX – начала XX века, и стал рассматривать фотографии. Нашел улицу Ленина, которая раньше называлась Амурской, а до того Заморской, когда-то Иркутск был столицей Восточно-Сибирского края, куда входили и заморские территории, включая Калифорнию, Аляску и Алеуты. В городе была и навигацкая школа, откуда набирали матросов на бороздившие Тихий, или, как тогда говорили, Восточный, океан морские суда торговавших морской пушниной иркутских купцов.

Отыскал Казанский кафедральный собор, затем нашел старинные фотографии родного Жилкино, Вознесенского монастыря и открытой в 1728 году при монастыре духовной семинарии, после революции преобразованной в начальную школу, куда я пошел в первый класс. Хорошо помню толстые стены, широкие крашеные половые плахи и круглые, обшитые жестью, украшенные сверху изразцами кирпичные печи, возле которых мы отогревались в жесткие сибирские морозы.

Позже, после окончания летного училища, мне несколько лет пришлось снимать комнату в построенных во времена Русско-японской войны красных кирпичных домах, которые тогда возвели для офицеров военного училища. Все те же толстые стены, высокие потолки и такие же обшитые жестью кирпичные печи…  Сегодня, несмотря на возражение архитекторов и общественности, эти дома хотят снести. Должно быть, опять-таки для застройки панельными домами… Ничего личного – это строительный бизнес.  

Вокруг 130-го квартала

Перед отъездом в Иркутск мне довелось встретиться с бывшим губернатором Иркутской области, ныне секретарем Союзного государства России и Белоруссии Дмитрием Федоровичем Мезенцевым. Разговор зашел о 130-м квартале, который начали строить при Дмитрии Федоровиче.

Мезенцев вспомнил, что после приезда в Иркутск, прогуливаясь с женой прямо в центре города, они обнаружили за глухим забором покосившиеся дома, должно быть, времен Муравьева-Амурского, и углядели серую крысу, шмыгнувшую под крыльцо. Перед этим кто-то даже подсказал, что когда-то здесь, на взгорке, после подписания Айгунского договора были сооружены триумфальные ворота и Заморская улица переименована в Амурскую. В двадцатых годах прошлого столетия деревянные ворота из-за ветхости были разобраны. Но более всего Мезенцева, родившегося в Питере, поразила спокойная философская реплика сопровождавшего их городского чиновника, который пожал плечами: мол, что поделаешь, так исторически сложился облик города. А тут на носу очередной юбилей Иркутска!

Именно тогда новоиспеченный губернатор принял, можно сказать, историческое решение – покончить с этим безобразием. И, вспомнив свою иркутскую историю, Мезенцев вдруг с какой-то внутренней болью сказал мне, что надеялся, что строительство деревянного квартала станет первым шагом в реставрации и реконструкции исторической части города.

– Но что мы видим? – спросил он. – Прошло десять лет, а воз и ныне там.

И, помолчав немного, добавил:

– Чего же вы, патриоты земли иркутской, молчите? И где голос сибиряков, проживающих ныне в Москве?  

Приступить к реализации 

Резон в вопросе, который задал Дмитрий Федорович, был. И при первой же возможности я решил поинтересоваться у бывшего главного архитектора проекта 130-го квартала в Иркутске Елены Ивановны Григорьевой, как обстоят ныне дела с реставрацией и окончанием работ, связанных со строительством окружающих квартал территориями. И вот что она рассказала.

«Прежде всего надо иметь в виду, что Иркутск имеет статус исторического города федерального значения. Проектом регенерации квартала 130 Иркутск подтвердил свой статус, дав пример комплексного подхода к приведению в порядок исторического центра. Но и этот прославивший город успешный проект нуждается в постоянном внимании и заботе. Его надо, как минимум, доделать. Продлить главное градостроительное направление – пешеходную ось, идущую от Иерусалимского мемориального парка через Театральную площадь, через главную площадь квартала – дальше, к Ангаре и ее островам. И выложить ее, как это было и раньше принято в Иркутске, из толстых лиственничных плах.

Кроме того, конечно же, для этого должен быть построен надземный переход над улицей 3-го Июля, предложенный и утвержденный еще 12 лет назад в составе Концепции регенерации квартала 130. Противоположная сторона улицы 3-го Июля требует особого внимания, сейчас на контрасте с благополучным и популярным кварталом 130 она выглядит местами заброшенным пустырем. Хотя архитекторы в 2017–2018 годах разработали вполне внятную и посильную для планомерного воплощения концепцию окрестностей 130-го квартала.

И самое простое: дизайн-код квартала. Разнобой в вывесках и рекламе мешает его позитивному восприятию. А ведь Иркутск и в этом всегда отличался интеллигентностью. Есть все-таки надежда, что нынешний мэр, стоявший 10–12 лет назад у истоков этого проекта (тогда, в 2009–2010 годах, он занимал должность министра строительства Иркутской области), доведет это дело до конца.

Следующим масштабным шагом стал проект «Иркутские кварталы», охватывающий крупную территорию у подножья Иерусалимки от улицы Подгорной до улицы Тимирязева. Концепция утверждена уже лет семь назад, градостроительная документация подготовлена, сделаны проекты нескольких улиц. Но, как всегда, с реализацией проблемы. Пока мы видим только иерусалимскую лестницу с небольшой мощенной деревом площадью у ее подножья, благоустроенный фрагмент напротив ТРЦ «Карамель» и пару скверов ниже Крестовоздвиженской церкви».

Казалось бы, частичный успех 130-го квартала обозначил направление, но происходит то, что шахматисты назвали бы потерей темпа. Есть проекты, нет комплексной реализации. Многочисленные собственники ждут шагов от руководства города (и области), материального выражения политической воли в благоустройстве улиц «Иркутских кварталов» и инженерных сетей – того, что без участия муниципалитетов выполнить невозможно. И тогда заработают механизмы, уже знакомые по опыту квартала 130, активизируются собственники – представители малого, среднего и крупного бизнеса. При реализации намеченных проектов город реально может получить результат – постоянную прибыль от отчислений в бюджет успешно работающего бизнеса одиннадцати кварталов центра.

Хотелось бы добавить, что в последние два года активизировалось градозащитное движение. Первым импульсом к этой активизации было объявление от собственников квартала у Цесовской Набережной о том, что результаты международного конкурса 2016 года аннулируются и вместо концертного зала классической музыки в квартале на берегу Ангары будет строиться только элитное жилье.

Возмущение и судебные иски вызвал последовательный вывод из списка реестровых и выявленных памятников истории и культуры целого ряда объектов, в том числе таких ярких, как гостиница «Сибирь» (конструктивизм, архитектор Казимир Миталь) и кадетское училище (не путать с юнкерским, расположенным в том же ансамбле бывшего ИВАТУ).  

Не разрушать, а созидать

Что можно добавить к сказанному? Чего сегодня лить слезы, что были у нас, правда уже в другой стране, идеологи, объявившие мир хижинам, войну дворцам и храмам? Что разрушен замечательный Казанский кафедральный собор, который украшал Иркутск? Что нет Вознесенского монастыря и еще многих замечательных исторических памятников, которые придавали Иркутску столичный статус?

Разрушители и ныне не перевелись, а может, их стало гораздо больше. Они стали хитрее и наглее. Но ничто не вечно под луной, и, как написал ставший офицером Российской армии Андрей Шашков, все то, что они получили в стенах училища, останется с ними на всю жизнь. А наши потомки будут гордиться, что жили, учились, строили и созидали в замечательном городе, имя которому – Иркутск. Но для этого надо понять одну простую мысль: не надо разрушать то, что сделано не вами.

Валерий Хайрюзов, секретарь Союза писателей
России, первый заместитель председателя
 правления Иркутского землячества «Байкал»
в Москве, специально для «Байкальских вестей».

На фото: Казанский кафедральный собор;

Амурские ворота;

130-й квартал;

Иерусалимская лестница