Вершины Глеба Агафонова

Мало кто знает, что у автора оперы "Князь Игорь" и "Богатырской симфонии" Александра Порфирьевича Бородина музыка была "побочным" занятием, а вообще-то ему шла зарплата как профессору Медико-хирургической академии. Автор многих трудов по органической химии, Бородин получил первое фторорганическое соединение, а умер, заразившись во время анатомической операции. Это была историческая присказка насчет не хлебом единым. Здесь - о старшем научном сотруднике Института систем энергетики СО РАН, кандидате технических наук Глебе Агафонове. Глеб Владимирович входит в когорту институтских шестидесятников ("шестидесантников") - это те, кто, во-первых, прибыли туда в 1960-х из разных мест (они и по возрасту давно шестидесятники, скоро семидесятниками станут...), во-вторых, вступили в сознательную жизнь в период хрущевской оттепели, когда повеяли ветры перемен для раскрытия творческих способностей - именно тогда сформировался особый менталитет в коллективе института, созданного приезжим ленинградским профессором Львом Мелентьевым. Среди лозунгов Льва Александровича был и такой: "Пусть расцветают все цветы". Ну, вот один из таких цветков - герой этого очерка. Собственно, он не цветок, а целый многоцветный букет! Родился в Искитиме, маленьком городке под Новосибирском, там закончил среднюю школу. Проработав два года на машиностроительном заводе, решил, что его место - в науке. Поступил в Новосибирский госуниверситет, закончил его по специальности "Экономико-математические методы". Получив направление в СЭИ, был принят в лабораторию экономики энергетики. Коридор исследований Агафонова вот уже скоро сорок лет - планирование развития топливно-энергетического комплекса с отраслевых и региональных позиций, - а его колея - проблемы угольной промышленности Сибири и Дальнего Востока. Агафонов - среди авторов почти десятка коллективных монографий (институтский двухтомник "Энергетика XXI века", где есть глава "Долгосрочные тенденции развития угольной промышленности мира и России", удостоен главной академической премии - имени Г.М.Кржижановского - за 2005 год) и доброй сотни научных статей. Можно бы еще много чего сказать о службе Глеба Владимировича энергетической науке, но лучше опишу другие цветы из букета его увлечений и достижений.

 "Снежный барс" - это круто Зимой 1990 года Катя Иванова, первая женщина России - покорительница Эвереста, привезла из Москвы и от имени Федерации альпинизма СССР вручила Агафонову свидетельство за №349 и значок "Покоритель высочайших гор СССР" - коротко "Снежный барс" - скрепив все это крепким рукопожатием товарища по связке: Глеб ходил с ней не раз на восхождения. Первым шагом Агафонова к вершинам-семитысячникам была экспедиция со спортсменами из Братска на Центральный Памир в 1973 году. За лето он в составе сборной команды покорил две вершины: пик Корженевской (7105 м) и самый высокий в СССР пик Коммунизма (7495 м). Глеб на второе восхождение брал с собой любительскую кинокамеру "Кварц-2", и это - на высоту более семи километров, где простая иголка в тягость. Агафонову удалось, несмотря на сложности съемки на ветру при двадцатиградусном морозе, запечатлеть несколько уникальных эпизодов на подходе к вершине и на ней самой. Для начала семидесятых это было событием союзного значения, поскольку съемка Агафонова была по счету четвертой или пятой за все восхождения на пик (тогда он носил имя Сталина) с 1933 года. После этого Агафонов перешел на высотно-технические восхождения: экспедиции на Юго-Западный Памир (1974), в Фанские горы (1976) и сборы в Киргизском Алатау (1978), где Глеб в составе команды ДСО "Спартак" участвовал в чемпионате Союза, став серебряным призером: команда заняла второе место в классе высотно-технических восхождений на пик Каракольский. Следующий, 1979 год также принес успех Глебу в чемпионате Вооруженных сил СССР. Тогда он в составе команды альпинистов Забайкальского военного округа получает медаль в том же классе - за первовосхождение на безымянную вершину в Центральном Памире. Далее, с 1980 по 1984 год Глеб "остепенялся": нужно было работать над диссертацией, и он приносит в жертву несколько спортивных сезонов, защитив в 1984 году кандидатскую диссертацию и таким образом став дважды кандидатом технических наук и кандидатом в мастера спорта. Но мечты о высотах, "на которых еще не бывал", не дают покоя, и вот уже в 1985 году Агафонов в составе сборной команды иркутских альпинистов покоряет третий свой семитысячник - пик Ленина (7134 м).

 Блестящим завершением высотной эпопеи Глеба была поездка на Центральный Тянь-Шань летом 1989 года, где он в составе сборной Иркутска, Ангарска и Красноярска поднимается на красивейший пик (Глеб о нем мечтал с первых лет занятия альпинизмом) Хан-Тенгри (6995 м - пик имеет ранг семитысячника), а затем на Центральном Тянь-Шане с группой инструкторов Международного альпинистского центра поднимается на пик Победы (7439 м). В результате Глеб Владимирович стал вторым в Иркутске покорителем всех пяти семитысячников СССР. Семь струн в вышине Среди "придумок" туристов СЭИ - однодневные переходы по льду Байкала между пунктами западного и восточного берегов озера. Сколько точно раз Глеб пересек Байкал пешком или на лыжах, он точно и сам не скажет, но явно больше тридцати раз, в том числе по удлиненным чуть не до 60 км трассам. При нем бывают два практически непременных атрибута - фотокамера и гитара. Этот музыкальный инструмент сопровождал Агафонова и в горах. Вот отрывок из его рассказа о втором восхождении на пик Ленина в 1987 году: Останавливаемся мы на первую ночевку на высоте 5600-5700 метров, где в первый, акклиматизационный выход вырыли большую пещеру, человек на 10-12. Устроившись на ночлег, мы сидели у входа в пещеру в ожидании ужина, любовались дивной картиной гор и пели под аккомпанемент гитары. А в это время снизу по нашим следам поднималась группа из Екатеринбурга. То был их акклиматизационный выход, и поэтому им было крайне тяжело набрать даже эту высоту. Сверху хорошо было видно, как они, растянувшись длиннющей цепочкой, двигались вверх шаг за шагом к пещере и как трудно им давался каждый шаг. Чтобы их подбодрить, мы стали петь особо мужественные песни, вроде: "Вот это для мужчин - рюкзак и ледоруб...", или "Здесь вам не равнина, здесь климат иной!". Так они под наше пение и преодолевали последние сотни метров. Когда очередной мученик подходил к нашей пещере, то тут уж ему были готовы и чай, и радушный прием. И надо было видеть светящиеся и довольные глаза ребят: они благодарили не только за тепло и прием, а также и за поддержку - за песни. На следующий день мы подняли гитару до предпоследнего лагеря на высоте 6100 и оставили в построенной нами снежной хижине-иглу до возвращения с вершины. Известие об этом мгновенно разнеслось по обширным склонам пика где поднимались сразу несколько групп. И во время радиосвязи прозвучал непривычный и непостижимый для этих высот диалог:

 -Иркутяне! У вас гитара где лежит?

 -В лагере на 6100.

- Разрешите попользоваться ею в ваше отсутствие, поиграть?

- Да, конечно, там в снежной хижине найдете.

А потом уже внизу, в базовом лагере на Луковой поляне мы устроили вечер песни по случаю успешного восхождения. На вечер пришли наши друзья из соседних сборов. И как всегда по традиции, до поздней ночи звучали наши общие песни - про горы, скалы, снег и любовь. Как экономили валюту в старину В августе 1995 года в бельгийском городе Намюр проходил международный конгресс по кибернетике. Пятеро его иркутских участников прибыли туда... на велосипедах; у Российской академии наук тогда практически не было валюты. Трое научно-спортивных мужчин и две спортивно-научных женщины "без виз и почти без денег" (цитата из отчета руководителя группы Льва Волкова для стенгазеты "Энергия -Сибири") на велосипедах пересекли пять государственных границ - Украины, Словакии, Чехии, Германии, Бельгии. Вот отрывки из путевого дневника Глеба Агафонова: "Днем 13 августа подъезжаем к границе Чехии. Долго блуждаем по дорогам, пока находим нужный нам погранпост. Дежурный пограничник не может понять, как мы здесь оказались без виз. Пришлось долго объяснять, что едем в Бельгию по вызову, визы надеемся оформить в Праге, а уж в крайнем случае нас встретят бельгийцы на границе с Германией. На то пограничник с недоверием и ухмылкой: "Ну, ну, ладно, проезжайте".

Говорят, что песня-пароль дружбы, и мы в этой поездке ощутили, что это действительно так. Песня сопровождала нас с первых дней подготовки к велопоходу. А потом был путь до Намюра, ночевки в лесах и песни под гитару у костра. Во время конгресса мы продолжили нашу традицию вечеров песен, но уже в "домашних" условиях. Приглашали всех желающих попеть и благодарных слушателей. Попросили президента конгресса принести нам электрочайник. В первый вечер пришел Роман из Польши со своими друзьями и еще один участник из Белоруссии. А уже на следующий день наша кают-компания (комната для занятий на этаже) превратилась в настоящий интернационал. И это - тоже он, Глеб В первой половине 1980-х годов в СЭИ привились и с большим успехом проводились ежегодные поездки по линии всесоюзного научно-просветительского общества "Знание" на институтском уазике лекторской группы в 5-6 человек, где в постоянное ядро входил и Глеб. В первую поездку в феврале 1980 года по Заларинскому и Аларскому районам Глеб прихватил гитару - "на всякий случай". А получилось так, что у нас родилась новая форма работы: вместо просто индивидуальных лекций мы стали давать групповые лекции-концерты со слайдами научной и байкальской тематики и песнями, которые привязывали к докладам. Это сразу же создало бригаде СЭИ популярность, нас заказывали наперехват. Как "главному музыканту" СЭИ, Агафонову поручили "анимировать" робота, исполнявшего "Твист с масками" на световом табло во время нашего приветствия от имени Свердловского района Иркутскому драмтеатру по случаю его 125-летия (1976 год). Наш район шел последним, после стандартных зачтений грамот и вручения "цепных подарков" от других районов (картины, макеты машин, сувенирные наборы чая, еще что-то) и зал, и актеры на сцене кто дремал, кто беседовал. А тут наша световая сверхбомба под громовую музыку - в зале взрыв восторга, на сцене Виталий Венгер закачался от хохота. Глеб тогда вошел в раж, обеими руками щелкая дюжиной  тумблеров - куда там гитарным струнам! - он не видел наших отмашек, пришлось подойти, чтобы остановить. Вот штрихи-эпизодики, не требующие комментариев. Во время одной из описанных поездок с лекциями Глеб, освободившись вечером, уехал из Слюдянки в Иркутск, утром пробежал традиционный Байкальский марафон - как такое пропустить? прервется непрерывный стаж! - и успел вернуться в Слюдянку к вечернему "разбору полетов", когда верстался график следующего рабочего дня. После прошлогодней международной конференции СЭИ был выезд ее участников на Байкал, и Глеб руководил экскурсией на вершину мыса Скриппер за Большими Котами. Прямиком из походика, не заезжая домой, с рюкзачком отправился в филармонию на концерт Елены Камбуровой.

 Когда этот очерк дописывался, вечером в СЭИ состоялась встреча с Виталием Коминым и Валерием Прищепой, авторами книжки о Евтушенко. Глеб там был: слушал, говорил, щелкал "Каноном" - а после встречи допоздна сидел за компьютером. Вот такой ритм жизни у Глеба Агафонова, старшего научного сотрудника ИСЭМ СО РАН. В 60 лет мужчины имеют право уходить на "заслуженный отдых". Герою этого очерка идет 63-ий, но жизнь его "вечный бой", а покой ему даже не снится.

Александр Кошелев

Источник: "Судьбы людские" (Архив 2007 года).

“Снежный барс” Глеб Агафонов

О себе, об альпинизме, о встречах .
с Юрием Визбором и снежном человеке.

С ним мы познакомились на 10-й встрече друзей “Великого истока”, которая проходила на Арахлее. Глеб сразу расположил к себе. Кажется, что в нем горит маленький огонек, к которому хочется подойти, чтобы обогреть свою замерзшую душу. И ты знаешь, что он тебя не отгонит, не скажет грубого слова. И еще ты понимаешь, что он из того времени, когда комсомольцы ехали строить БАМ, молодежь шла в горы, а вечер с гитарой у костра считался лучшим отдыхом. Он из времени, когда каждый второй был романтиком.

Тихий, проникновенный голос, простые гитарные аккорды — их общее сочетание потрясает до глубины души. Кажется, что Глеб не делает ничего особенного, но именно эта естественность и искренность исполнения ставят его в ранг лучших бардов, тех, которых невозможно скопировать. Конечно, разговор с таким человеком для меня чрезвычайно интересен, и вот мы сидим с ним в домике на берегу Арахлея, за окном льет дождь, а Глеб рассказывает о своей жизни.

— Родился я в 1944 году под Новосибирском, в маленьком поселочке, в многодетной семье. Первые годы жизни прошли без отца. Он вернулся холодным летом 1953 года из сталинских лагерей. В нашей семье все пели: у мамы был очень хороший слух, папа играл на скрипке, а в поселковой школе было популярно трио “Братья Агафоновы”, в котором выступали мои старшие братья. Хочу отдать должное той почве, тем традициям, на которых мое музыкальное восприятие мира и созрело. Поэтому с детства я пел, пел песни советских композиторов, домашние и застольные.

Еще в школе начал увлекаться альпинизмом, и это произошло не случайно. Рано начал читать и буквально зачитывался книгами о путешествиях и приключениях. Теперь понимаю, что не случайно во мне проснулась эта любовь к горам, наверное, в прошлой жизни я был рожден и жил там. Помню, школьником оказался первый раз на Алтае и сразу же понял, что горы — моя стихия! Вот уже 40 лет занимаюсь альпинизмом, и теперь снежные вершины, тропы, скалы, ледники, облака стали почти родным домом!

— Когда вы начали писать стихи и песни?

— Как-то, еще в школе, друзья показали мне пару аккордов на семиструнной гитаре, и с тех пор с гитарой я больше не расставался. Гитара и песня навсегда остались моими спутниками в походах. Песенные стихи почти всегда писались на одном дыхании под впечатлением пережитого, увиденного. И всегда главной целью было рассказать об этом друзьям.

— А с чего начался альпинизм?

— После окончания института в Новосибирске меня распределили в Иркутск. В город этот я попал по собственному желанию, просто за Иркутском находится хребет Хамар-Дабан, а ведь я очень любил песню Юрия Визбора с аналогичным названием, вот и решил — Иркутск. Там и занялся, уже вплотную, альпинизмом.

— Расскажите о своих встречах с Визбором.

— В 1976 году я участвовал в создании Иркутского клуба самодеятельной песни. Мы стали приглашать известных бардов с концертами. И вот в 1978 году к нам прибыл Юрий Визбор. Он провел в Иркутске несколько дней, на протяжении которых мы общались, ужинали вместе. А потом поехали на Байкал, в поселок Листвянка. Хотелось среди прочего показать ему наш знаменитый Хамар-Дабан. Но вот незадача, погода на тот момент была ненастная, стоял туман, видимости никакой, пришлось на эту затею махнуть рукой. Я его тогда спрашивал: “А как песня об этом хребте родилась?” Он ответил: “Да это мои друзья-студенты побывали там и все уши мне прожужжали: Хамар-Дабан, Хамар-Дабан… А года через три лечу я в командировку в Монголию и смотрю по карте: пересекаем Байкал, а дальше хребет Хамар-Дабан. Вот тогда и родилась песня”.

После была еще одна незабываемая встреча с Юрием Визбором на Грушинском фестивале, где он был членом жюри, а я конкурсантом. Он очень любил горы, и в этом наши интересы сходились. Часами тогда говорили с ним о Памире. Теперь с удовольствием вспоминаю эти встречи.

С той поры осталось много фотографий, мечтаю оформить их в книжку.

— Слышал вас называют “снежным барсом”. Почему?

— С самого детства моей мечтой было заглянуть за горизонт и это желание поддерживало во мне стремление к высотному альпинизму. Всегда хотелось подняться и посмотреть: “А что там еще выше? Еще дальше?”. И все-таки однажды этот горизонт, который от меня все отодвигался и отодвигался, был взят. В 1973 году я впервые попал на Центральный Памир, где совершил восхождения на два семитысячника — пик Корженевской и пик Коммунизма (высшая точка бывшего СССР — 7495 метров). А что такое более 7000 метров? Вот летишь на самолете, и стюардесса сообщает, что за бортом минус 50 градусов и давление почти 0 миллиметров ртутного столба, и, представьте себе, на такой высоте, при таких практически нечеловеческих условиях приходится работать, подниматься! Не каждый, даже подготовленный альпинист может стать высотником. Существует рубежная высота, примерно 5500 метров, выше которой организм не восстанавливается и начинает работать на износ, и далеко не каждому спортсмену дано заглянуть за эту границу. Мне повезло, я легко переносил высоту и именно тогда понял, что высотный альпинизм — это мое.

Прошли годы, я побывал на пике Ленина, в 1989-м году попал на Тянь-Шань, где сходил еще на два семитысячника — пик Победы и пик Хан-Тенгри. Пик Победы (7439 метров) — самый сложный из всех семитысячников. По многим причинам: во-первых, там неустойчивая погода, во-вторых, любое восхождение на него сопряжено со смертельной опасностью. Именно там я убедился в том, что ничем в жизни нельзя пренебрегать, переступать через что-то и, тем более, через кого-то.

Как-то на чемпионате СССР, на Тянь-Шане, нужно было кому-то остаться за начальника спасательного отряда, а это означало — сидеть внизу и ждать, когда команда сходит на покорение вершины. Так как у меня уже был большой опыт, мне предложили остаться начальником спасательного отряда. В этот момент на пик Победы уходила команда, в которую уже был зачислен я, в ее составе находилось много моих друзей. Но, несмотря на огромное желание, мне пришлось отказаться. Конечно, переживал, сидя внизу и зная, что на пик идут мои друзья. Они благополучно вернулись. Я страшно по-белому завидовал. Но прошел день-два, и стала формироваться новая команда на восхождение, и я туда попал!

Все, кто ходил на пик Победы, знают, что это — постоянный снег, непогода. А здесь, как будто меня сам Бог наградил: мы шли на высоту пять дней, и все пять дней — чистая, ясная, солнечная погода! Сами небеса приветствовали наше восхождение.

Еще один интересный случай произошел со мной на пике Ленина в 1975 году. В горах обычно, на случай чрезвычайных ситуаций, уже в те годы, в условных точках были установлены радиостанции. Но радиосвязь — строго регламентирована. В правилах ее использования указывалось, что вести переговоры можно только о погоде, маршруте и о самочувствии. Мы же на восхождение решили взять с собой гитару. Поднялись до 6100 метров, вырыли пещерку, подогрели чай. В это время с некоторым интервалом на пик Ленина, по нашему маршруту, шло несколько групп. Мы, глядя на них сверху и видя, как им трудно идти, взяли гитару и все вместе запели: “Здесь вам не равнина, здесь климат иной…” Естественно, мы знали, что в горах эхо разносится очень далеко, и поэтому они нас отлично слышат. Через некоторое время группы эти стали подниматься к нам, мы отпаивали их горячим чаем, а они благодарили нас за песню, которая их вдохновила и дала новые силы. На следующий день по радиосвязи зазвучал такой “нерегламентированный” диалог:

— Мужики, у вас гитара где?

— На 6100, в пещере.

— Можно поиграть?

— Конечно!

Ни до, ни после я не слышал, чтобы кто-то брал с собой гитару на семитысячники.

— Сколько всего на вашем счету взятых вершин?

— Покорил я около 200 вершин различной степени сложности. Семитысячников — пять. На некоторых был не один раз. Ведь каждое восхождение по-своему интересно. Идешь с другими людьми, в другую погоду… Все играет свою роль.

— А снежного человека не встречали?

— Я много об этом думал, встречал энтузиастов, которые искали снежного человека в Саянах. Пришел к выводу, что это — миф, как и множество других мифов на нашей Земле. Люди любят создавать легенды.

Дмитрий ГОЛОВИН, озеро Арахлей — Петровск-Забайкальский.

Источник: Атамановка - Онлайн